Татьяна Бернякович «Жил да был…»

Жил да был черный кот за углом,

И кота ненавидел весь дом…

Катька чувствовала, что орет громче всех, но никак не могла настроиться на тихое пение. Хорошо еще, что учительница одобря­юще улыбается, потому что у Катьки есть музыкальный слух, это все говорили на прошлом концерте. А настроение у Катьки сегодня опять плохое. И все из-за указки Тамары Васильевны. Хотя при чем тут указка, она же не живая.

Наконец-то закончилась репетиция, и всех распустили по домам. Хорошо петровским – три шага и дома. А хатушенским еще два километра пехтерить: дорогу совсем развезло, до каникул еще неделя, а сапог левый не выдержал, потек, зараза.

Катька шагала домой в толпе своих соучеников, которые никогда не ходили спокойно. Они лупили друг друга портфелями за какие-то ранешние провинности, смеялись над пятиклассни­ками, которые с трудом волочили свои портфели над глубокими, опасными лужами – тракторными колеями, правда, сами же им и помогали, изображали проколы учителей на уроках.

Особенно часто передразнивали Тамару Васильевну с ее нездешней одеждой, фигурой, прической, с ее необычной манерой говорить, смеяться. Она была похожа на яркий тропический цветок, неизвестно как оказавшийся среди наших простеньких ромашек и васильков. Серега рыжик шел впереди ребят и показывал, виляя тощим задом, бесподобную походку Тамарочки – ребята покатывались со смеху.

Катька тоже раньше участвовала в этих шумных разборках, но сегодня она была расстроена. Вот уже почти целый учебный год она ходила расстроенная, если в расписании был урок русского языка. Невозможно красивая Тамара Васильевна – приезжая новенькая учительница, ходила по классу во время самостоятельной работы, носила в своих красивых, с длинными красными ногтями руках указку и чувствительно щелкала ею всех, кто допускал ошибки. При этом она ангельски улыбалась своими накрашенными губами и длинными, как на японских картинках глазами. Ребята беззлобно почесывали отмеченное указкой место. Девчонки же, краснели, склоняли головы, а некоторые капали слезами на страницы тетради. Иногда слезы попадали на буквы, отчего получались страшные неисправимые разводы и еще один повод для слез. Вот и сегодня щелкнула Тамарочка Галку Головину – тихоню из тихонь, та побе­лела вся, и руки у нее затряслись. На переменке Галка плакала около туалета. А недавно Валька Носова шмыгала в свой фартук с оборочками, дура! Плакала бы я. Пусть только щелкнет! Думала Катька.

Но Катьку Тамара Васильевна не щелкала. Как-то не делала Катька ошибок. А что если, подумала вдруг Катька и даже оста­новилась от осенившей ее идеи.

Катька поставила перед собой задачу – на следующем же уроке сделать две ошибки подряд – вдруг одна будет незаметна сразу. И пусть только тронет!

От решимости Катьку с самого утра подташнивало, она ведь собиралась не просто сделать ошибки, она собиралась поднять бунт, до которого еще никто в классе, да и в школе, не додумался. Хотя перешептывались о щелчках учительницы часто, и обид было много.

В классе стояла тишина. Медленно цокая между парт своими тонюсенькими шпильками, Тамара Васильевна диктовала – куда проще: «Мальчик шел по старой дороге». Ошибки здесь делать было негде, Катька лихорадочно искала, где ошибиться, дописала уже до слова «старой» и учительница – вот она, уже подходит сзади… «дароги» – выводит Катька, набравшись решимости, и сжимается в пружину. Вот остановилась Тамара Васильевна за ее спиной, видно в недоумении. Ах, знать бы ей, что это Катькина провокация с далеко идущими последствиями. Щелк – по привычке сработала указка.

• А-а-а! Вы что?! Какое право Вы имеете! Да меня мать никогда не бьет (кстати, драла за всякую провинность), а Вы!

Рассказать, как выглядела в этот момент учительница невоз­можно, это надо бы видеть. Стала она белее классной стены и на белом резко выделились обведенные черным, ставшие огромными ее глаза. Указка давно выпала, а руки комочком прижаты к груди. Наконец, она выдохнула:

• Катя, Катенька, да неужели больно?!
• Не больно, а обидно! – выдавливая из себя злые слезы, выкрикнула Катька, – Вы всегда всех щелкаете, Вы унижаете!

Вот! Катька, сейчас только поняла, почему не переносила, когда учительница щелкала одноклассников, унижение – вот нуж­ное слово!

В это время почему-то, видно по ошибке технички, зазвенел звонок, у двери столпились ребята из других классов, мимо прохо­дил директор школы. В общем, собралось все в одно время и в одном месте.

На другой день Тамара Васильевна пришла на урок с припух­шими веками и за весь урок ни разу не отошла от своего стола, ни разу нам не улыбнулась. Апрель и май она нас доучила. А в сентябре на урок русского языка в класс вошла другая учительница.

Никто не упрекал Катьку за то, что она подняла бунт, но Тамару Васильевну – непохожую ни на кого – нам было все равно жаль, чего-то не хватало: то ли ее веселого смеха, то ли ее прохода, как полета бабочки, по коридору, то ли ее экзотической, нездешней красоты.