Ребятишки опять что-то не поделили, а скорая на расправу и тяжелая на руку бабка отшлепала для равновесия обоих. Мать тайком от нее пыталась пожалеть детей, погладила их по головенкам, но они отвернулись к окну.
За окном хозяйничал обложной дождь. Всхлипывая, подогревая уже утихающую обиду друг перед другом, дети смотрели на мокнущие грядки, упруго трепещущие под струями дождя капустные листья, не забывая время от времени шмыгать носами, почти по обязанности.
Вдруг мать заговорчески прижала палец к губам:
– Т-с-с, а что я вам сейчас принесу! Смотрите на капусту! – и выскочила в сенцы, накинув на голову дедов летник.
Да они и так смотрели на капусту. Чего на нее еще смотреть! Однако, разом смолкнув, заинтересованно стали наблюдать, как мать, утопая босыми ногами в размокшей земле, смешно крадется между огромных лопушистых кочанов. Вдруг она присела, сунула руки куда-то под листы и повернула к хате. Ребятишки кинулись к порогу и запереминались с ноги на ногу от нетерпения. Вошедшая мать торжественно протянула в ладонях крохотного мокрого зайчонка.
С этого момента жизнь детей завертелась вокруг этого маленького дива. Устроили гнездо в старой плетушке, застелив ее дно мягким сеном, поставили блюдце с молоком, принесли морковки и тех же капустных листьев. И так каждый день.
– Да ты посмотри, – удивленно замечала мать, обращаясь к бабушке, – даже шкодничать перестали.
* * *
Зайчонок быстро привыкал. Сам, как котенок, взбирался на руки, залезал вечером на кровать, к ребятишкам под одеяло, откуда мать его непременно выдворяла, стал выходить во двор. Незаметно подружился он и с цепным псом Полканом – лохматым серьезным полукровкой. Выпал снег, но зайца, по-прежнему, выпускали гулять каждый день. Он стал крупным красавцем с густой, лоснящейся шерстью.
Поднимать на руки дети его уже не могли, так он вырос. Но он все пытался взгромоздистья на их колени, под смех взрослых, скатываясь то вперед, то назад. Заяц явно не понимал, почему вдруг не стал вмещаться там, где ему всегда было хорошо. Теперь он становился на задние лапы, и, опираясь передними на колени ребятишек, в знак любви и особого доверия совал им голову под мышку, лез «целоваться».
Девочка вязала Зайцу свои атласные ленточки на уши, и тот терпеливо стоял на задних лапах, пока она не закончит работу, а потом прыгал с ними по хате, чем забавлял и умилял всех. Мальчик играл с ним в прятки и приходил в восторг, когда Заяц находил его по одному выкрику «Заяц, ко мне!»
Куда бы ни шли ребятишки, Заяц неотступно следовал за ними по пятам. Если они были чем-то заняты на улице, он терпеливо сидел и ждал их, чтобы вместе с ними вернуться домой.
Он стал практически членом семьи. Даже не частые в доме лакомства ребятишки делили с ним, и искренне огорчались, когда он не ел конфеты, равнодушно обнюхивая их, смешно поводя носиком, подрагивая усами.
* * *
Наступило время, когда он уже и ел вместе с Полканом из одного, причем из Полканова, корытца. Дождался и Полкан управы. Как-то, по привычке, он попытался оттеснить зайца от еды, тот же, сев на задние лапы, неожиданно быстро и мощно забарабанил передними по морде собаки. Полкан, зажмурив глаза, замотал головой, и ошалело попятился.
Потом они снова ели вместе, но собака вела себя уже деликатнее, не пытаясь вернуть раз утерянные права. Так Заяц стал главным и во дворе. Корова, меланхолично жевала сено и не обращала никакого внимания на Зайца, пристраивающегося прямо в кормушке. Только куры, истерично кудахтая, разбегались в разные стороны, когда вздумывалось ему поесть зерна и с ними.
Скоро и как-то незаметно Заяц побелел и в лес убегал уже на целый день, но ночевать всегда возвращался домой. Ребятишки с восторгом смотрели на своего любимца, когда он, не обращая внимания на соседских собак и далеко их опережая, наметом, почти не касаясь наста, летел вдоль межи от леса ко двору.
Ранней весной семья засобиралась переезжать в Казахстан, к отцу, и дети теперь ежедневно обсуждали с матерью, как будут везти Зайца в корзинке, выгуливать его на станциях, сколько возьмут ему морковки и капусты на дорогу.
Они еще не понимали, что взрослые, обремененные кучей проблем, не собираются брать Зайца с собой.
* * *
Проснувшись в день отъезда, ребятишки обнаружили, что Заяц уже ушел гулять. До самого отправления на станцию они не могли участвовать в хлопотах-сборах, и даже никому не мешали. Сидя у окна, до рези в глазах все смотрели они в сторону леса, ожидая Зайца. Но вот уже погружены вещи, вот их кутают в одеяла, крестят, целуют, усаживают на сани, а Зайца все нет. Дети поднимают рев. И лишь дедушка кое-как смог утешить их обещанием, прислать их друга, когда он вернется. Добрейшая душа был дед, он понимал, что надежда поможет внукам пережить потерю.
Появились на новом месте новые друзья, новые игры и увлечения, но ни одного дня не проходило без воспоминаний о Зайце. Дети с нетерпением ждали писем от дедушки. В них он подробно рассказывал, что Заяц прибегает в гости, иногда заходит в хату, что Полкан, по-прежнему, с ним делится пищей. Но на ночь Заяц стал оставаться в лесу. А вот прислать Зайца «нетути никакой возможности, – писал дедушка, – не беруть его у поезд».
Усевшись с письмом, у кухонного стола, мать, как всегда, стала вслух читать все дедушкины поклоны, все деревенские новости. «Маруся, – громко и, не торопясь, читала мать, – не говори детишкам, .» в этом месте она вдруг замолчала, быстро взглянув на детей, и молча, быстро заводила глазами по строчкам. Но они уже успели понять, что от них что-то хотят скрыть. Ребятишки заволновались и так насели, что мать вынуждена была дочитать вслух: «… дед Хведор убил нашего Зайца вилами в своем стогу. Объел видать его Заяц. Беда, что животная была доверчивая, приученная к человеку. А отличать плохого человека от хорошего Божья тварь не умела. Скажи детишкам, пускай сильно не голосят. А я с Хведором теперь и здороваться перестал».
Потеря друга, которого они не смогли, еще не умели, защитить – это было самое большое горе их раннего детства. Дети плакали навзрыд, а девочка причитала так, что мать пожалела о том, что когда-то бездумно принесла зайчонка в утеху им, пусть и добрым ребятишкам.
Да, про деда Хведора. С того же времени словосочетание «дед Хведор» стало в семье именем нарицательным. Всякий раз, когда ребятишки видели даже намек на грубое обращение с любым животным, тут же обжигали обидчика презрительным: ты, что! Дед Хведор что ли! Всякая тварь, от воробья до мыши, заслуживала, с их точки зрения, уважения, то есть, права на свободу, права жить, как ей хочется. «Места всем хватит» – так говорил их дед.